Маленькой девочкой она осталась без отца, пережила Великую Отечественную и блокаду. Зоя Сильванская в интервью РИА «Победа РФ» рассказала  о детстве, опаленном войной. 

— Зоя Ивановна, расскажите, сколько лет вам было, когда началась блокада?

Началась война, мне было шесть с половиной. Но помню все детально. Когда началась блокада, мы жили с мамой вдвоем, папа умер у меня еще до войны, мне было два года, а он — представляете, в 24 года у него был инфаркт, и мы с мамой вдвоем остались, потому что бабушки, дедушки умерли, и мы жили с мамой вдвоем в Ленинграде. Мы не эвакуировались, мама так решила, а я ее послушала. И мы прожили страшных 900 дней.

— Мама работала ваша?

Мама да, работала и слесарем, и электриком, во время войны заводы переделывались, станки переоборудовали, ведь надо было помогать фронту, все для победы было. Вот мама работала, а я, мне уже в школу надо было ходить, а я идти не могла от голода, понимаете. Транспорт никакой не ходил, топлива не было в Ленинграде, электричество временами, но вот завод, где мама работала, он отапливался, потому что работал на фронт, и мы с мамой в раздевалке там жили, нам разрешили. Ну, и я помогала рабочим, что просили, то и делала по своей возможности и по силам, тут и идти же не так далеко, а до школы я бы не дошла. Поэтому я и не училась, я пошла в 1945 году только в школу, в первый класс в десять лет.

— А как голод переживали?

Очень тяжело, вроде закроешь глаза и вроде засыпаешь, и все время мучило чувство голода, хочу есть. Ой, мечтала, хоть бы лето наступило, хоть бы травки поесть. Мы же ели лебеду, крапиву и другие травы, не знали даже тогда, что полезно, что не полезно, но мы ели траву. А еще вот летом ее собирали, где росла, в городе же не везде она была, это не деревня. И мы даже иногда дрались за эту траву, вот как было. Мы ее собирали, потом сушили, в мешочки складывали, а зимой отопления не было, так на буржуечках, таких печках, таяли снег в чайнике, и мы пили эту воду и в ней мочили вот эту травку и делали лепешки, клали на буржуйку; если бы этого не было, мы бы, наверное, умерли. Ну, честно говоря, мы и были уже на грани. Но вот каким чудом мы остались живы, вспомнить и представить страшно. Я даже объяснить не могу.

— А о каком блюде мечтали, чего хотели больше всего?

Да мечтали обо всем! Я даже вспоминала, когда в детский сад ходила, не любила вареную морковь, ее иногда давали, и рыбий жир давали, так вот потом это вкуснятиной казалось все. Даже хлеб с маслом сахарным песком мама посыпала, я не любила, а вот во время блокады это мечта была, я думала, как бы я сейчас это съела! Но это, конечно, были только мечты.

— Бомбежки как переживали, где укрывались?

Ну, уходили в бомбоубежище, страшно, конечно, было, не передать. И холод стоял, морозы под 40 градусов. Дома даже снег соскребали со стен, рамы затыкали подушками, а буржуечка что — ею сильно не согреешься.  Вот так и выживали.

— А как встретили новость о Победе?

Мы уже с мамой не могли ходить, лежали вот в заводской раздевалке. И услышали, когда Левитан объявлял, таким красивым голосом, и вдруг — Победа! Мы плакали, у нас слезы лились от радости, что неужели это закончилось, даже не верилось! А мы даже встать не можем, чтобы пойти на Неву посмотреть салют, мы не дойдем.

Но потом уже продовольствие чуть улучшилось, хлеба прибавили, масло подсолнечное появилось, такого масла вы и не ели, как у нас было, а потом уже картошечку сами сажали и выращивали. И первая самая вкусная была, просто не передать, и хлеб потом уже белый появился, мы оживали, можно сказать, постепенно.

— После войны как сложилась ваша жизнь?

Я окончила десятилетку вечернюю, вышла замуж за москвича и переехала в Москву, поступила в техникум химический, окончила его. Работала в Росатоме, 35 лет отработала, я химик-гальваник. Теперь уже я на заслуженном отдыхе. У меня сын и два внука.

— Что бы вы пожелали нынешнему поколению и подрастающему?

Сохранять память и жить дружно и счастливо, беречь друг друга, учиться, заниматься спортом, уважать людей всех профессий и любить свою страну.

#ак