Евдокия Золотарева: «Тогда мы все думали, что у нас еще мужчин достаточно»

Ветеран войны Евдокия Леонтьевна Золотарева не принимала участия в боевых операциях Великой Отечественной. Она просто спасала раненых. Она видела не меньше страданий, чем солдаты на передовой - через ее заботливые руки прошли жизни и судьбы тысяч защитников Отечества. О первом дне войны, о фронтовых буднях, о работе полевой медсестры Евдокия Леонтьевна рассказывает в интервью агентству «Победа РФ».

- Евдокия Леонтьевна, 78 лет назад в этот день, 22 июня, началась Великая Отечественная война. Сегодня, в День памяти и скорби, наши соотечественники по всему миру вспоминают павших, чтят их память. Где вас застал этот страшный день?

- 22 июня я закончила 8 классов, мне было 15 лет. В этот день мы с товарищами по кружку «История реконструкции Москвы» собирались поехать в Звенигород. Я собирала вещи, вдруг -  речь Молотова. Конечно, ни о какой поездке речи уже не было - я побежала в военкомат.

В военном комиссариате уже ночью знали о начале войны, посыльные разъезжали и развозили повестки. К моменту, когда я прибежала, у военкомата выстроилась большая очередь. Когда подошел мой черед, я подошла и сказала, что хочу на фронт.

Майор посмотрел на меня, вышел из-за стола, погладил меня по голове и сказал: «Девочка, ты еще маленькая». Я огорченная ушла. Тогда мы все думали, что у нас еще мужчин достаточно, чтобы защитить.

- Что происходило дальше?

- 24 июня была первая учебная тревога, о которой население не знало. Оказалось, что Москва плохо была готова к противовоздушной обороне. После этого началась подготовка Москвы – приводили в порядок подвалы, бомбоубежища.

- Как вы поступили после отказа в военкомате? С чего началась ваша служба?

- Начинала санитаркой в Москве. Город начали бомбить через месяц после начала войны. Сначала один раз каждый день в 10 часов вечера, потом чаще, а потом без конца. Позже помогала эвакуировать детей из блокадного Ленинграда, а потом без образования была сестрой на санитарном поезде в Сталинграде и на Курской дуге.

- Такая юная и хрупкая девочка, как же вам удавалось справляться с работой на санитарном поезде?

- Было очень тяжело. Вот в фильме «Офицеры», например, показали, как идет погрузка через все двери с двух сторон на узловой станции. Сколько я работала на санитарном поезде, мы ни разу на узловой станции не грузились – разбомбят тут же.

Мы приезжали в какое-нибудь глухое место и заранее медсанбаты предупреждали. Как только мы прибывали сразу же - кто пешком, кого вели, кого-то несли, кого-то везли на машинах - всех быстро погружали.

Легко раненых размещали в вагонах по типу плацкартных, а вот тяжело раненых приносили на носилках - для них были сделаны специальные кольца вдоль окон. На весь вагон проводник и санитарка, вот мы вдвоем и поднимали этих тяжелых мужчин. Очень за них переживали.

Они лежали вдоль окон, и немцы хорошо знали об этом, поэтому - когда начинали бомбить поезд - в первую очередь на бреющем полете расстреливали тяжело раненых. Поезда с красным крестом на крышах каждого вагона немцы хорошо видели и всё равно бомбили. Когда начиналось нападение, машинист начинал маневрировать, а в вагонах стоял невыносимый стон.

Однажды поступили в рейс новые девочки по 15-16 лет, они в таком отчаянии были, не знали что делать, руками закрывали раненых от пуль.

- На фронте вы совершили первые шаги в медицине. С чего началось ваше официальное обучение?

- Во время службы на санитарном поезде я заболела воспалением легких, тогда меня из Сталинграда привезли в Саратов. Там, уже выздоравливая, я поступила  на трехмесячные курсы сестер Красного Креста. После окончания обучения в 1943 году вернулась на санитарный поезд уже медсестрой с образованием, а после 1944 года работала в Москве в двух госпиталях вплоть до 1946 года.

- За годы войны вы помогли тысячам бойцов, есть ли особенно дорогие сердцу истории?

- У нас в госпитале лежал больной лейтенант со столбняком, ему хотели ампутировать ногу, а он так не хотел ее потерять, плакал, рыдал. Тогда мы с сестрами договорились сохранить ему ногу. Бесплатно дежурили возле него каждый день, и нам удалось его выходить. Когда он встал на эту больную ногу, это был один из моих самых счастливых дней.

Еще до сих пор помню 19-летнего Пашу Мамонова. Он к нам поступил с очень тяжелым ранением в позвоночник с повреждением спинного мозга. Юный парень был парализован и мучился от диких болей. Морфий уже не помогал, и в моменты особенно невыносимые он необыкновенно громко, через силу пел одни и те же слова: «Девочка с черными бровями, она растет не для меня».

Проходящие мимо отделения слышали и знали, что сегодня Паше очень плохо. Однажды я решила ему вместо морфия ввести витамин В2 - он вызывает жжение. И вот он говорит:  «Вот это морфий!», - и уснул. С тех пор Паша с нетерпением ждал моего дежурства.

Однажды я писала под диктовку письмо его маме в Сибирь. Это было в феврале 1944 года, как раз день Красной армии (Ред. - сейчас День защитника Отечества). Он попросил маму посадить белые ромашки, потому что очень их любил. Хотел поправиться к весне, приехать домой и увидеть выросшие ромашки. Но до весны он не дожил. Умер 29 февраля. С тех пор я каждый год прихожу к Вечному огню и приношу Паше Мамонову белые ромашки.

Но, конечно, самые дорогие воспоминания о Дне Победы. Это был самый счастливый день. Мы так сильно его ждали, но мы и очень дорого заплатили - 27 миллионов жизней.

- Как вы узнали о победе советских войск? Как встретили это событие?

- День Победы я встретила в госпитале на дежурстве. Был очень тяжелый ортопедический день. Ампутации - это не только физический труд, но и моральное испытание. Часто случались попытки суицида.

Восьмого числа оперировали 20-летнего лейтенанта, ему отняли ногу до бедра. Под утро я заснула за столом. Вдруг слышу шум, грохот, крики в шесть утра. Влетаю в палату - никто не спит, все в нижнем белье, обнимают друг друга, целуют, поздравляют. Спрашиваю: «В чем дело?», - «Пакт о капитуляции заключен. Победа!».

Проснулось все отделение. У кого-то из ребят оказалась две бутылки водки. Рассчитали, что всем достанется по столовой ложке водки и сказали пить маленькими глотками. Первый тост – «За Победу!», второй – «За товарища Сталина!», третий – «За павших!», четвертый – «За оставшихся в живых!».

Вечером все собрались на Красной площади. Если видели человека в военной форме, его начинали качать. В девять часов был салют - 30 залпов, потом все повернули на улицу Горького. Я детей всегда спрашиваю: «А почему пошли к Белорусскому вокзалу, почему на улицу Горького?». Дети знают, что с Белорусского вокзала уходили первые эшелоны на фронт. По мере приближения к вокзалу мы услышали отголоски песни, стали ее поддерживать, и через несколько минут многотысячная армада людей на улице Горького пела знаменитую песню «Катюша».

- Как сложилась ваша жизнь после войны?

- Поступила в мединститут. Сначала работала со взрослыми, но большую часть карьеры посвятила работе с детьми. Всего врачом проработала 50 лет. У меня два значка: «Отличник здравоохранения» и «Заслуженный врач России». Работала до 80 лет. По совместительству 12 лет преподавала в медучилище детские болезни.

Потом и сейчас продолжаю заниматься с детьми.  Проводила много уроков мужества, так, в позапрошлом году, еще до инсульта, провела 19 уроков в двух школах. Сейчас уже они ко мне приходят, продолжаю преподавать, переписываемся с учениками.

Например, спрашиваю ребят, кого из героев знают, кто трижды Герой. У кого дедушки и бабушки участвовали в войне. Какие улицы в нашем районе названы в честь героев Великой Отечественной войны. Они мне рассказывают.

#аш