Ветеран Великой Отечественной Иван Лыткин рассказал в интервью РИА «Победа РФ» о своём самом ярком воспоминании времён войны, боевых ранениях и особенностях службы фронтовым разведчиком.
- Как узнали, что началась война?
- Я в 1941 году закончил седьмой класс школы. Мне было всего 15 лет. Из деревеньки под Тобольском, что за 50 километров, отправился подавать документы в рыбтехникум. И вот, иду я уточнять, где этот техникум, слышу что-то там по радио говорят. Подошёл к весящему на столбе репродуктору и услышал, что началась война, что Германия напала.
Сразу же вернулся домой, в свою деревню. А дома уже собирали мужиков и отправляли в армию.
- О чём в этот момент думали?
- Нас же с детства воспитывали, готовили, в школе мы проходили военное дело. Я был кавалером всех четырёх спортивных знаков – «Ворошиловский стрелок», «Готов к труду и обороне», «Готов к противовоздушной и химической обороне», «Готов к санитарной обороне». И когда началась война, то поняли, что не зря всему этому учились. Стали думать, когда же нас призовут.
Когда стали приходить «похоронки» в деревню, то в силу своего детского патриотизма, грешным делом говорил: «Да что ж они там не могут разбить-то этих фашистов?! Я Ворошиловский стрелок! Я туда приеду, всех уничтожу!». Вот я так думал. Поэтому-то и рвался на фронт. Но когда я прибыл на передовую, то понял всю тяжесть и ужас войны. Права не готовиться теперь к каждому бою у меня не было.
- Когда началась война Вам было 15 лет. Пытались ли Вы попасть на фронт?
- Пытался, но вместо фронта меня привезли в Омск. Там выяснилось, что мне шестнадцать лет, а призвать могли только с семнадцати. Ко мне подходит капитан и говорит: «Лыткин! Вам сколько лет?». Я отвечаю: «Как и всем - семнадцать». Он смотрит на меня грозно: «Вы почему врёте командиру Красной армии?! Да Вас под трибунал!». Одним словом такого страху на меня напустил. А я ж деревенский паренёк, я испугался! Думаю, ничего себе, вместо фронта меня под трибунал. Это я сейчас понимаю, за что же меня могли под трибунал. За то, что рвался защищать Родину?
Вынужден был признаться. Капитан подошёл ко мне поближе, по плечам похлопал и говорит: «Ты молодец! Но возвращайся-ка ты в свою деревеньку. На тебя войны ещё хватит». Таким образом моя первая попытка рвануть на фронт не удалась.
- Когда предприняли вторую попытку?
Осенью 1943 года мне исполнилось семнадцать лет и был призван. Сначала был в Куйбышеве, проходил курс молодого бойца. Там из нас готовили наводчиков «сорокапятки» (45-мм противотанковое орудие, - от ред.). В апреле-мае 1944 года нас привезли на Ленинградский фронт под Псков. Там был впервые ранен.
После госпиталя вернулся, но уже в другую часть. Это уже был 2-й Прибалтийский фронт, в Эстонии. Так как меня считали «обстрелянным» артиллеристом, то поставили командиром 45-мм пушки. Уже в качестве командира, в бою, получил второе ранение.
- При каких обстоятельствах получили ранения?
- Первое фронтовое ранение получил при обстреле. Оно не интересное, но перенёс очень тяжело. Я три месяца лежал в госпитале. Месяц не видел ничего! Именно этим оно мне и памятно, что ослеп. Я очень боялся, что слепым вернусь к матери в деревню. Кому я такой нужен? А ведь мне всего-навсего семнадцать лет. Поэтому рассказывать о первом ранении я просто не хочу.
Что касается второго ранения. Командир приказал мне подогнать к церкви пушку и оттуда прямой наводкой бить по немцам. Я у капитана интересуюсь, а можно ли сначала подползти туда, провести рекогносцировку? А он мне : «Не рассуждайте! Вам приказ дан!». Пушку подкатили, развернули на позиции. Да только немцы эту церковь пристреляли уже. Не успел я и пяти выстрелов сделать, как они по мне ударили. Попал осколок мне в голову. Снова отправили в госпиталь.
- Как попали в разведку?
- После второго ранения и госпиталя я снова прибыл на фронт. Нас было около ста человек. Построили всех в лесу. Командиры спецподразделений - артиллеристы, минёры, миномётчики, пулемётчики – начали подбирать из этих людей себе специалистов.
Помню, когда мы стояли в строю, выходит полковник и объявляет, что он начальник разведки дивизии и набирает людей в разведку. Спросил, кто хочет, пусть выйдет из строя. Все стоят. Ни один человек не вышел. Я у своего соседа спрашиваю, почему никто не вышел-то? А он и отвечает: «Не слышали наверное? Разведка – это такая штука, туда не каждый пойдёт».
Полковник повторил свой вопрос, мол, кто хочет идти в разведку. И я вышел. Вместе со мной из строя вышел ещё один человек. Потом ещё один. Всего трое.
Он нас троих взял и отвёл в сторону в лесу и начал рассказывать, что такое фронтовая разведка: «Запомните, вы можете пойти в разведку и не вернуться. И никто не будет знать, где вы погибли. Вас там будут пытать, вам будут там руки ломать, пальцы отрезать, но вы должны молчать. Выдержите это?». Из нас троих один сразу вернулся обратно. А мы с Колей Козловским остались. Вот так я попал в разведку. Уже в разведке получил своё третье ранение.
- Как это произошло?
- Дело было в Латвии. Я был старшим группы разведки. Командир полка приказал оказать помощь нашим, которые оказались в сложном положении – они были у немцев в лесу и заканчивались патроны. Нам нужно было пробраться к ним, доставить боеприпасы. Самым сложным, как сказал командир, будет перебраться через насыпь узкоколейки. Она высокая была и только в одном месте её можно было перейти.
В ту сторону прошли, там нашли своих, отдали боеприпасы ребятам стрелкам. Обратно опять пришлось идти через это железнодорожный переезд. К слову, он уходил прямо в строну немцев. Там была просека, километра, наверное, на два, а то и на три. Чистая, прямая просека.
Я подошёл к ней и предупредил своих, чтобы переходили быстро, не задерживаясь. А у меня, как командира группы, было правило – вести разведчиков в бой первым, а выходить из боя последним. Так было и в этот раз.
Когда мои бойцы пробежали насыпь, то ничего не произошло, выстрелов не было. Минуты две-три подождал, не более, и решил, что теперь и я могу проскочить.
Но оказалось, что немецкий снайпер простреливал эту единственную дорогу через узкоколейку. Держал на «мушке» и ждал. Мои разведчики появились неожиданно, по ним он не успел выстрелить. Я так думаю, он решил подождать, может ещё кто пойдёт. И тут появился я. По мне снайпер и ударил.
Пробил немец шапку на моей голове и разорвал кожу на черепе! С левой стороны, над ухом. Почувствовал удар, но сознания не потерял. Я свалился к своим миномётчикам за насыпью, весь в крови. Таким образом миллиметр меня спас! Если бы не этот миллиметр, то я бы с вами сегодня по телефону не разговаривал. Благодарю судьбу, Бога, если он есть, за то, что я выжил.
- Как с таким тяжёлым ранением удалось избежать госпиталя?
- Вернулись к своим. Мне сказали, чтобы я шёл в санчасть. Так я подумал, что ведь сейчас уже апрель 1945 года! Вот-вот, чувствую, война должна закончиться, а меня положат в госпиталь! К тому же в этой части я уже воевал шесть месяцев.
Попросил своих, чтобы перевязали меня покрепче. Они так и сделали. Я в санчасть не пошёл, немного отлежался и никому ничего не сказал. Хотя все ребята знали.
- Будучи в разведке, как брали «языка»?
- Каждое взятие «языка» помню, как будто это было вчера. Этого не забыть никогда. Захват – это не только просто прыжок на него. Сама подготовка требует времени.
Разведка начинается с момента, когда мы наблюдаем за передним краем врага, изучаем противника на том участке, где думаем идти. Если позволяет обстановка, то до трёх суток наблюдали. Отмечали огневые точки, напарников, когда меняются, режим и распорядок, даже где у них туалет. Всё вплоть до минуты. Потом решали, как подойти.
Как-то, например, смотрю до траншеи противника метров триста-четыреста. При подходе ночью к их окопам приметил три воронки, которые могут мне помочь. До первой воронки ползти минут тридцать. Договорился с нашими миномётчиками, что через это время они должны пустить ракеты и начать стрелять прямо у меня над головой, класть снаряды рядом со мной. Это было крайне необходимо. Это имитация, чтобы усыпить бдительность немцев. Они должны были думать, что русские пускают ракеты, значит боятся, значит с нами рядом никого нет.
Таким образом я подхожу ко второй воронке и третьей, которая совсем близко к позициям врага.
Хочу отметить, что это Великая Отечественная война, а не Гражданская. В одиночку никто в разведку уже не ходил. Бывает, говорят, мол, как это так, семнадцатилетний мальчишка в одиночку брал «языков»? Мол, неправда это. Так вот эти люди не знают, что такое фронтовая разведка. Нас было человек семь!
А я был не просто старший группы, а старший группы захвата. Вот в эту группу входило до пяти человек.
- Что является, на Ваш взгляд, самым тяжёлым в разведке?
- Полковую разведку активно задействовали либо перед наступлением, либо, когда войска меняли позиции и вместо нас приходили другие. Мы должны были притащить «языка», чтобы новый командир, занимающий нашу оборону знал, что и кто ему противостоит.
Тогда-то и происходит самое, я бы сказал, неприятное. Получив задание, мы подходили к старшине и отдавали ему свои ордена, медали и документы. Всё отдавали. Приятелю, который не идёт в разведку, оставляли записку с адресом матери. Говорили ему: «Не вернусь – сообщи матери, что я погиб, но не подвёл!». Вот такой психологически тяжёлый настрой начинается с момента, когда отдаёшь всё.
- Страшно было?
- Молодёжь часто спрашивает, мол, у Вас столько медалей и орденов, Вы, наверное, ничего не боялись. А я им отвечаю: «Смею вас разочаровать. Я боялся! Мне жить хотелось!».
Когда говорят, что привыкаешь к войне, то могу согласиться только частично. Привыкнуть к тому, что идёшь на разведку выполнять задание, и не бояться при этом – невозможно. Страх можно преодолеть мыслью о том, что ты получил задание, которое обязан выполнить.
И вот когда ночью подползаешь к врагу, в метрах пяти-семи от немца находишься, то сердце так бьётся, что кажется, что он это биение услышит! Начинаешь его прижимать!
Но вот противник поворачивается к нам спиной, подаю сигнал группе захвата. И, я вам так скажу, когда рванёшься на немца вот тут-то уже ничего не боишься. В этот миг никакого страха нет. Есть только одна мысль – взять!
Вот пример этому. Я вернулся из разведки с немцем. Утром взял свой пистолет-пулемёт, но передёрнуть затвор не смог. Думаю, в чём дело? Почему? Оказалось, что в автомат попала пуля и заклинила затвор! Смотрю, а вторая пуля попала в кожух! Две пули попали в мой ППС, а я не слышал и не ощущал! Вот такое чувство испытывает человек, когда выполняет такую задачу.
Ни страх, ни пули, ни снаряды, ни взрывы. Ничто не может остановить перед выполнением задачи. Только осознание того, что пулемётчики и миномётчики бьют по пристрелянным местам прикрывая наш отход.
- Какой период в войне для Вас, как для разведчика, был самым результативным?
- За пять дней марта 1945 года я обезвредил одиннадцать фашистов, а троих притащил.
- О какой ситуации на фронте Вы можете сказать, что вот именно она ассоциируется у Вас с Великой Отечественной войной?
- Со мной постоянно что-то происходило. Всё случившееся со мной на фронте хорошо помню. Но вот, например. Начало мая 1945 года, за Ригой. Меня вызывает командир полка и говорит: «Ваня, хочу тебя просить. Возьми своих разведчиков, усиль их радистом, двумя минёрами и подползи к немецким траншеям и узнай, почему немцы не стреляют. Такое впечатление, что их там нет».
Собрал группу и рассказал, что к немцам придётся ползти через болото, чтобы остаться незамеченными и выяснить, почему они не стреляют. Я иду первый, радист и минёр за мной, другой – замыкает отряд. Когда мы подобрались к окопам, а эти позиции я хорошо успел изучить через бинокль и снайперскую винтовку, оказалось, что немцев в траншеях нет. Ушли.
Об этом я тут же доложил командиру. Тут же была поставлена задача пройти в тыл к врагу на 500-800 метров и выяснить, где они остановились. При этом мы не должны были попасть в окружение, так как помочь нам в таком случае никто бы не смог из своих.
Прошли мы с полкилометра. Вижу лесок. Думаю, надо проверить, может они там окопались. Около километра от немецкой первой линии обороны прошли и вдруг вижу, что из соседнего леса в наш лес через лощину идут человек 70 немцев. А у меня всего одиннадцать бойцов. Принял решение попытаться перекрыть их путь и, по возможности, даже взять их всех в плен, так как конец войны, думал, сопротивляться не будут.
За сто метров до фашистов понимаю, что не успеваем мы им дорогу перекрыть. Отдал приказ своим ребятам укрыться за стволами деревьев и быть готовыми открыть огонь. И вот когда они зашли в наш лес я скомандовал открыть огонь. Последовала ответная стрельба, одного в моей группе ранило в руку. Вскоре бой затих. Слышим только стоны раненых.
Подошли ближе. Не буду говорить, сколько там было убитых и раненых. Много. Одного раненого немца взяли и бегом обратно. По возвращении к своим обо всём доложил, рассказал, командир меня поблагодарил.
Я к командиру взвода, лейтенанту, с просьбой оформить на всех участников боя награждение медалью «За Отвагу!», мол, все действовали хорошо, потерь нет. Но ему оказалось было не до этого.
Это я потом узнал, уже после войны, чего он стоит. Он ни разу в разведку не ходил! Он был трус и подлец! Об этом говорю прямо. Он ничего не сделал и ничего не оформил. Надо было тогда к командиру полка вернуться и сказать ему.
Я перед ребятами до сих пор виноват! Они так ловко действовали! Не за себя, а за ребят обидно!
Вот это был мой последний бой в той войне.
- Как узнали о Победе?
- День Победы встретил в Курляндии. Мы освободили Ригу, Латвию и добивали в болотах «лесных братьев». Нам снова поставили задачу, выяснить где немцы. Утром должны были выдвигаться, поэтому легли спать. Вдруг ночью крики, стрельба, ракеты сигнальные! Мы выскакиваем из землянки. Думали, что нас окружили! Фронт же рядом. И в этом шуме начинаем разбирать: «Война закончилась! Победа!». Ну тут и мы подключились, стали из автоматов палить в воздух.
- Что лично для Вас значит День Победы?
- Для меня День Победы - это память о той войне и о людях той поры.
- Как Вы оцениваете само проведение Парада Победы 9 мая?
- Парад – это дань памяти нашей Победе, это отчёт наших вооружённых сил перед своим народом о готовности защищать свою страну, а также предупреждение тем, кто стоит военные базы вокруг нашей страны. Нам чужой земли не надо. У нас всё есть! Но у нас есть закон, который написал кровью многих поколений – «Кто с мечом к нам придёт, тот от меча и погибнет! На том стояла и стоять будет Великая Русь!».
- Жалеете, что парад перенесли?
- Я очень печалюсь, очень сожалею, грущу и очень надеюсь, что он обязательно будет. Я верю, что обязательно будет парад, будет и День Победы и его никто не перенесёт!
- Как будете отмечать День Победы?
- Я на своём балконе установлю громкоговоритель, пущу на всю окраину и близлежащие дома песню «День Победы», буду стоять в парадной форме и пусть слышат живущие напротив, что наступил самый важный день!
- Чем гордитесь больше всего?
- Я горжусь тем, что в восемнадцать лет помог своему народу разгромить фашизм.
#дс
