Стояла зима 1943 года. В тот день с утра в цехе царил переполох. Еще ночью прошло известие, что приезжает высокий гость. Теперь все дружно занимались уборкой производственных площадей, и никто не мог даже подумать, представить, что это подготовка к встрече председателя Совета по эвакуации, кандидата в члены Политбюро ЦК ВКП(б) Николая Михайловича Шверника.
Он прибыл на завод по поручению правительства страны и сразу отправился в сборочный цех. Высокий, красивый, в ослепительно белой дубленке, он заметно выделялся на фоне остальных.
Появление гостя такого уровня в то время выглядело чудом. Чтобы оказаться к нему поближе и внимательнее рассмотреть, Женька Жихарева проползла на коленях под целой вереницей огромных станков и человеческих ног. Она была маленькая, семнадцатилетняя девчушка с двумя по-детски заплетенными косичками, и всегда удивленными, широко распахнутыми глазами.
Теперь она с замиранием сердца слушала каждое его слово, тем более, что с самого начала, обратившись сразу ко всему собравшемуся коллективу, Николай Михайлович иронично окрестил их «девичьим царством», что вызвало смех и гул одобрения.
Если серьезно, то говорил он о тяжелом положении советских войск на фронте, просил всех еще немного потерпеть, а еще искренне обещал каждой женщине, что война скоро закончится и родные, любимые люди вернутся домой с победой. Говорил он так убедительно, что, казалось, его слова запали в душу каждой работнице. Наверное, потому и запомнились они Женьке на всю жизнь, потому и пересказывали эти слова потом еще не один раз. Всё пересказывали, всё, что услышали - родным и близким и в письмах на войну. Потому что это было честное обращение к людям с просьбой помочь фронту.
Трудовая биография Евгении Жихаревой началась в 1942 году, сразу после окончания восьмилетки в Сарапуле — небольшом городке на реке Каме. Совсем подростком пришла она работать на радиозавод, эвакуированный из Москвы осенью 1941-го.
Сборочный цех, который со временем стал казаться родным, размещался в старинном купеческом здании, все его огромное пространство было переоборудовано в длинную линию для сборки радиостанций к танкам Т-34 и радио-полукомпасов для штурмовых самолетов. Со стороны линия могла показаться неподвижной, на самом деле это был беспрерывный конвейер, работавший круглосуточно, и вся военная молодость девчонок, трудившихся на нем прошла здесь. Сюда радостные женщины приносили фронтовые письма. Здесь же, рыдая всем цехом, они зачитывали сухие похоронки о гибели отцов, сыновей и мужей.
Даже праздники проводили прямо здесь - в цехе. Особенно было обидно, когда любимый Новый год тоже встречали на заводе. И все время ужасно хотелось спать. Но лекарство от этого руководство нашло быстро. Придумали проводить импровизированные танцы, сон как рукой снимало, еще и потому, что, приостановив на ночь производство, администрация завода договорилась привозить из местных госпиталей выздоравливающих солдат. И тогда под озорные звуки гармошки все дружно кружились в ритмах любимого вальса, фокстрота или танго.
Однако, чаще бороться со сном приходилось самостоятельно. Тогда совсем неожиданно где-то в глубине огромного цеха кто-то протяжно затягивал: «Степь да степь кругом» или «По диким степям Забайкалья». Но самым тяжким испытанием становились ночные перерывы на обед, на это время гасили свет, и тогда народ засыпал прямо у своих станков.
Бывало, совсем по-детски могли беззаботно проспать начало рабочей смены. И вот тогда появлялся мастер — Илья Осипович Либерман, он приехал в Сарапул в 1941 году с первым заводским эшелоном. Сам уже немолодой человек, он специально приходил по ночам, ясно понимая, чем грозит каждой девчонке подобный прогул.
А еще на всю жизнь запомнилось ей первое заводское поощрение. В канун октябрьских праздников 1942-го прямо у входа на завод начальник цеха Иван Андреевич Бушмелев вручил ей талон в городскую фотомастерскую. Зачем? Сейчас это может показаться странным и даже непонятным, а тогда… В общем, уже через несколько дней портрет Евгении Жихаревой красовался на Доске почета в числе портретов шести самых лучших работников цеха.
А вот счастье ее было недолгим. Через неделю портрет таинственным образом исчез. Как она тогда плакала. Подруги успокаивали, говорили: «Это у тебя поклонник появился». А Илья Осипович по-отечески приобнял и добавил: «Все у тебя еще будет, девочка».
«Другие тогда были времена, - вспоминала позже Евгения Ивановна, - в войну мы искренне дорожили каждой благодарностью за свой труд для Победы. А все другие проблемы были второстепенны. И даже постоянное чувство голода было не важно».
Вспоминала и рассказывала, что хлеб на рынке стоил 200 рублей за буханку, а зарплата была от шестисот до семисот рублей, как получали по талонам в месяц один килограмм крупы и масло, которое ужасно пахло скипидаром, но когда мама обжаривала на нем лук для супа и приносила его в обед на завод, то на дурманящий запах еды сбегались все цеховые. Каждый просил разрешить разок обмакнуть в него свой кусочек хлеба, после чего Женькин долгожданный обед лишь слегка прикрывал дно небольшой деревенской крынки.
Но они все равно хотели жить и радоваться даже мелочам. И они радовались. Например… Например, получая по талонам ослепительно оранжевые чулки - счастью не было предела.
Вот такие были времена и такие были люди.
Но все равно больше всего ей запомнился очень яркий момент военной юности… В тот день сорок третьего года с утра в цехе царил переполох. На завод должен был приехать какой-то важный человек из Государственного комитета обороны….
(с) Купарев Андрей Сергеевич
По материалам книги «История, рассказанная народом», в рамках подготовки экспозиции Музея Победы «Подвиг народа»
