Нанайский район спрашиваете? Это далеко, очень далеко. На самом Дальнем Востоке. Есть там такое село – Троицкое. Это почти двести километров до Хабаровска, если на юг, и до Комсомольска- на-Амуре тоже двести, это если на север.
Так вот… Жила в селе Троицком Нанайского района девочка Зоя Домбровская, жила с мамой и двумя младшими братьями, а исполнилось ей в сорок первом только пятнадцать. Что такое война? Да и не понимала она тогда, что это такое. Лишь к началу осени до этих мест эхом начали докатываться отголоски происходящего где-то за тысячи километров. Сначала с продуктами начались проблемы, а затем как снежный ком.
В конце ноября, когда на Амуре начинался ледостав, в село прибыл представитель из Комсомольска с целью отобрать старших школьников для учебы в училище судостроительного завода с дальнейшим трудоустройством на заводскую теплоэлектроцентраль.
От каждой семьи взяли по парню или девушке, проводы были недолгими, и последний пароход понес их по остывающим амурским волнам во взрослую жизнь.
Новобранцев разместили в бараках по сто пятьдесят человек. Это не пугало, главное, что в них было тепло. К тому же начиналась учеба, и скоро многих перевели в здание политехнического техникума, где они и учились, и жили. Так было удобней, потому что учебу сразу стали совмещать с работой. Бегать куда-то на ночевку - только уставать.
У Зои все получалось, и очень быстро ее назначили помощником мастера. Ответственность просто зашкаливала, потому что теперь она была на передовой, передовой трудового фронта, и слова с плаката, висевшего перед проходной: «Все для фронта, все для победы» приобрели особый смысл. И как же ей однажды было стыдно, когда, выполнив спецзаказ (паяли свистки для разведчиков), один из тысячи оказался бракованным. Это было ЧП. Работу принимал старший мастер, Зоя сгорала от стыда - заказ-то для фронта. Но это была школа жизни. А это школа особенная.
С самого начала ее и еще одну девушку взял под свое крыло бригадир дядя Гриша. Доверял как взрослым, задания давал серьезные. Например, на толстом листе железа чертился мелом контур детали, а девушкам, сидя на подстеленном войлоке, нужно были пробивать молоточком по керну эти контурные линии. Сначала дело шло медленно, но потом они так поднаторели, что уже обгоняли взрослых мужиков. Это и понятно – дело-то для молодых рук и спин.
- С этих толк будет, — говорил дядя Гриша мастеру, — девчонки работящие.
Все это было здорово, вот только одна мысль часто мешала сосредоточиться на главном: всегда хотелось есть. А дядя Гриша иногда приносил вареной картошки, съедали ее мигом, и лучшего лакомства в ту пору не было.
В 1943-м Зоя начала работать самостоятельно, на ТЭЦ, и теперь получала завидный паек. Ей как сменному персоналу электролаборатории полагалось полторы нормы, а это: килограмм хлеба, шестьсот граммов постного масла и одна рыбина горбуши в месяц. Тех, кто работал сверхурочно (а такое происходило частенько), в столовой подкармливали соевыми котлетами и выдавали дополнительные сто граммов хлеба. Кое-кто из подруг выменивал на продукты свои вещи, бывало такое, но только не Зоя. Еще чего?! А как же танцы?
Да, танцы, жизнь продолжалась, и даже война была не в силах отменить молодость. Тем более, что поход на танцы в клуб или в парк считался праздником. Зое ее главное платье досталось из американских подарков: шерстяной трикотаж отделан шелком, все переливается, все в замочках — хоть сейчас в театр. А еще были красный сарафан, две блузки и «балетки» — в те годы так называли полуботинки. Если у кого не было подходящего платья, шли в красный уголок общежития и там танцевали под патефон, жаль только мальчишек не хватало. Может, поэтому, однажды, когда грузили они одежду для отправки на фронт, кому-то из подруг пришла идея.
- А давайте вложим в карман каждого полушубка письмо, - сказала кто-то из девушек.
Тут же нашли ту, чей почерк посчитали самым красивым, сообща продиктовали текст, занявший два листа, вырванных из тетрадки кладовщика, поставили шестнадцать подписей. И посылка ушла на фронт. Спустя полтора месяца с фронта в училище пришел ответ. В конверте шестнадцать фотографий бойцов и письмо, которое тоже, судя по всему, писалось всем взводом. Так вот, письмо это специально зачитывали на торжественной линейке под звуки военного марша. А девчонки, с тех пор, стали называть себя «фронтовыми подругами». Теперь им казалось, что стали они взрослее и старше, а на самом деле это все еще были девичьи мечты. Мечты о том, чтобы жить счастливо и без войны. Но сначала надо победить врага.
Победу ждали, победа снилась, победа была самым долгожданным. А вот пришла она как-то вдруг, неожиданно. Май, обычное утро, все шло своим чередом. Как положено прогудел гудок: один раз в семь, два — в семь тридцать, три — ровно в восемь. И вот тут что-то произошло. Вдруг он загудел опять, долго, протяжно. Он гудел и гудел, а народ выбегал на улицу, смотрел в небо, друг на друга. Верил и не верил, что это случилось. Да! Это была Победа! Победа! А значит завтра начиналась другая жизнь, мирная, подзабытая и такая долгожданная.
(с) Купарев Андрей Сергеевич
По материалам воспоминаний издания «История, рассказанная народом», в рамках подготовки экспозиции Музея Победы «Подвиг народа»
